Подошел он при этом ко мне очень близко, и я внутренне просто отпрыгнула от него, заверещав, что пить не буду.

— Что ж ты такая напуганная, — засмеялся он, — не собираюсь я тебя спаивать. Не хочешь пить — не пей.

Остаток ночи мы просидели на кухне. Пили черри-бренди, настоящий, английский, пили чай, что-то ели и разговаривали-разговаривали… Давно я ни с кем не разговаривала так много и откровенно.

Вдруг мы обнаружили, что ночь прошла, что вовсю светит солнце и птицы подают голоса. Ух, ты, ночь прошла. Спать, спать!

— Сейчас я постелю, посиди здесь, — с этими словами он ушел в комнату.

А теперь пусть кто-нибудь объяснит мне, почему я не ушла. Уже ходил транспорт, пока бы я доехала, открыли бы дверь общежития — никто бы и не узнал, когда я вернулась. Произошло то же самое, что и в момент, когда было решено, что я еду учиться в Москву — ступор и отсутствие мозговой деятельности.

Я тупо сидела на кухне, он позвал меня из комнаты, я пошла на его зов и увидела, что мне он постелил на тахте, а себе бросил на пол спальный мешок, какой-то необычный, яркий, ненашенского вида.

— Американский, — объяснил он, — друзья подарили.

Это был еще один признак какой-то иной жизни, с друзьями-американцами, разговорами на небытовые темы, с ночными посиделками… Я хотела такой жизни, хотя и понимала, что моя, наверное, не хуже, просто выглядит не так нарядно, но уж что она спокойнее и надежнее — это было точно.

Евгений вышел, чтобы я могла лечь, я быстро содрала с себя одежду, кляня свое идиотское неумение спать в белье, и нырнула под одеяло. Он вошел в комнату в одних плавках, и я была потрясена его атлетическим видом. буграми мышц, гладкой натянутой кожей и чистой, без волос, грудью. Сережа был стройным и тоже имел неплохую фигуру, но такой античной статуей он не выглядел.

— Ух, ты! Какое у тебя тело тренированное! Ты спортсмен?

— Да.

— Какой вид?

— Плавание

Ну, конечно, я ведь всегда знала, что у пловцов самые гармонично развитые фигуры, потому что в воде работают все группы мышц.

— Какой у тебя разряд? — Мастер спорта международного класса.

— Ни фига себе!

— Да, я был членом юношеской олимпийской сборной по плаванию в студенчестве.

— Когда же ты все успел? Спорт, языки, диссертация…

— Лениться не надо — вот все и успеешь.

Он улегся в спальник. Я смотрела на него и понимала, что хочу с ним дружить, что не хочу его терять. Хочу с ним разговаривать, быть в курсе его дел и настроений, хочу делиться с ним своими мыслями.

— Мы будем друзьями? — спросила я его.

— Нет. У тебя своя жизнь, у меня — своя.

Жалко. Ах, как жалко.

Что поделать — такова жизнь. Невозможно всех встреченных людей складывать в копилку.

О чем-то незначительном еще говорили, но в сердце у меня поселилась боль: я умирала от мысли, что наступит момент, я выйду из этой квартиры, из его жизни, чтобы больше никогда не вернуться, не увидеть, не слышать.

Вдруг он взял мою руку и поцеловал.

— Нет, ты прелестная девочка, но пойми — я занятой человек, женатый, трудно женатый. Да и у тебя дел хватает. Нам было необходимо сегодня не оставаться в одиночестве — мы помогли друг другу и слава богу. А дальше нам нужно опять приступать к своим делам.

Губы у него были мягкие и теплые. Он целовал мне руки, ощущение было сладостным, и я еле сдерживала себя, чтобы не погладить его по щеке.

Заснуть никак не удавалось. На окнах не было штор, солнце заливало комнату, а я привыкла спать в полной темноте. Где-то заплакал ребенок…

— Ребенок плачет, — сказал Женя, — ну, я пошел

Я не успела понять, что он имеет в виду, как он уже был рядом со мной и целовал меня, а я и не помню, что делала я: то ли пыталась вырваться, то ли крепче прижималась к нему.

В то утро, такое далекое, что даже трудно поверить в его существование, я впервые пережила такой взрыв, такую бурю, какой до сих пор ни с кем и никогда не испытывала. На какое-то время я просто перестала существовать, кажется, я потеряла сознание, меня нес вихрь, радужные круги бешено вращались в мозгу, я вся была — только мое тело, которое хотело одного: чтобы эта сладкая пытка длилась и не заканчивалась и чтобы сильные руки не отпускали меня.