Закрыть глаза. Пусть думают, что я сплю. Пусть уйдут. Все они считают своим долгом разговаривать со мной, хотя разговаривать совершенно не о чем. Но они все говорят и говорят фальшивыми бодрыми голосами — одни слишком громко, другие несвойственно им тихо. Говорят…Говорят… Ругают погоду, магазины, работу и транспорт, свою жизнь. Говорят, какая я счастливая, что могу отвлечься от этой непрерывной гонки и шума, отдохнуть.

Вот отдохнешь, окрепнешь и снова бег по кругу, снова впряжешься вместе со всеми, — голос слишком легкий и бодрый, а взгляд слишком упорно не встречается с моими глазами.

Я смотрю на них, слушаю, вежливо киваю, а сама жалею их, бедных, растерянных.

Они честно стараются обмануть меня, внушить, что — с одной стороны — состояние мое временное и тревоги не внушает: вот отдохну немного и встану. С другой стороны, если даже это и не так, то все равно не о чем жалеть. Эта паршивая жизнь не стоит сожалений, уж лучше конец, чем жить так, как живут они. Смешно: они пытаются внушить мне эти две взаимоисключающие мысли, не замечая противоречия. Я понимаю, что они полны благих намерений, поэтому я и киваю сочувственно: да, да, конечно, вы совершенно правы.

Но я вижу, а они не знают, что я вижу, вижу их глаза, вижу, как они стараются не встречаться расширеными от страха зрачками с моим взглядом!

Я поддакиваю им, а сама слышу, как воет них внутри ужас перед неизбежным: Ууу!Боюсь, не хочу, не так, не я!

Мне жаль их. Жаль.

Сама я не боюсь. Потому и жалею их.

Я слышу, как облегченно они дышат, отходя от меня, как отпускает их страх, возвращается уверенность в собственном бессмертии, свойственная нам, пока мы здоровы.

Они отходят от меня, перестают мне мешать, и я тоже чувствую облегчение: не нужно больше слушать, кивать, улыбаться.

Лежу расслабленно, без движения, в тишине — вот оно! вот единственное, что действительно необходимо! — и слушаю шепот и бормотание дождя, немощный плеск, неясную жалобу…

Тишина.