– Ну и как? – выдохнул Герка. – Справился?

– Не поднимай волну, салага. Говорю ж тебе – три месяца и пять дней страсть копил.

– Да тебе приз должны были дать! – взвизгнул Герка.

– Дали! – сказал Халин мрачно. – Дали приз девицы. Через три дня я ихний приз почувствовал. Месяц потом лечился у частника. Десять лондонок как отрезало. И невеста узнала – отреклась. Жалко – такой красотки больше на моем пути не попалось.

Халин замолчал, а потом добавил с неожиданным оптимизмом:

– Но мы к любви от этого доверья не теряем, за девочками-милками во всех портах шмаляем.

Герка вдруг сказал в каком-то странном порыве:

– Хочешь, расхлебай, я для тебя Есенина заделаю?

– Ага, – сказал Халин, – заделай. Самое время.

И Герка «со слезой» стал выдавать «Я хотел, чтоб сердце билось меньше».

Хотя смысл стихов был диаметрально противоположен заявлению старпома, он почему-то растрогался:

– Ну и молоток! А еще можешь?

И Герка «заделал»: «Что ты смотришь синими брызгами или в морду хошь».

Старпом был в восторге:

– Ну, молоток! Талант, за душу хапает! – Он явно пьянел все сильнее. – С чувством выдал. – И Халин сам неожиданно перешел на стихи. – Нет, он не Байрон, он другой, еще неведомый избранник, по должности – второй механик, но с поэтической душой.

– Спасибо, друг, – сказал Герка. – В самую точку. Как раз про меня.

Мы повернули обратно к нашим судам. За всю прогулку, я, насколько помню, не сказал ни слова. Смешно, признаться, но в тот вечер я настолько был поглощен желанием стать своим в этой компании, что и все рассказы старпома воспринимал просто как забавные морские байки.