Однако, Бруно молчит.

И, несмотря на то, что никаких серьезных доказательств высказывания философом еретических взглядов следствие так и не нашло, происходит нечто уже совершенно невероятное.

Прокуратор Венеции, который сам же называл Бруно «одним из самых выдающихся и самых редких гениев, какие только существуют», отдает распоряжение передать философа из рук своей местной Венецианской прирученной инквизиции в руки приехавших из Рима представителей Инквизиции Папской.

Ничего подобного гордая средиземноморская республика не делала уже полвека! Она в принципе не желала хоть в чем-то признавать верховенство Папской власти над собой!

И вдруг…

У майора сложилось впечатление: Венецианская власть мстит Ноланцу за что-то. Например, за молчание. За не желание сказать то, о чем просят.

В Ватиканских застенках Бруно пробыл почти восемь лет.

И опять его как будто заставляют не столько признаться в покушении на католическую веру, сколько принуждают выдать какую-то известную только ему тайну!

Никаких особенно серьезных прегрешений, даже с точки зрения тогдашних католических нравов, за ним так и не установят. Несмотря на многолетнее заключение в холодных полутемных казематах, сам Ноланец в ереси так и не признается. Но его все же год за годом будут держать за решеткой. И в конце концов приговорят к сожжению на костре! Что в то время являлось все-таки даже для Папской инквизиции приговором не рядовым.

Во время пребывания Бруно в заключении происходит еще одна совершенно загадочная история.

По обычаям всех тюремщиков, к Бруно подсаживают «наседку», тюремного информатора по имени Челестино. Тот исполняет то, что требуется от профессионального провокатора. Через две недели пребывания в одной камере с Джордано, Челестино пишет донос. Он утверждает, что наедине с ним Бруно неодобрительно отзывался о практике продажи индульгенций за деньги. Сокамерник заявлял, что Христос вообще не любил торговцев и поэтому выгнал их из Храма.

В благодарность за исполненное задание с Челестино снимают обаиненияв каких-то мелких прегрешениях, выпускают на свободу и предоставляют возможность жить на бесплатных хлебах в одном из монастырей под Римом.

И тут происходит неожиданное!

Не прожив в неге и безделье и месяца, Челестино отправляет из монастыря письмо в Святейшую инквизицию. Неизвестно, что в нем написал бывшийтбремный информатор. Письмо не сохранилось. Но известно, что его содержание потрясло высших католических иерархов. Прочитав его, Папа вообще почувствовал себя плохо и едва не потерял сознание. Придя в себя, он запретил Ватиканской канцелярии отвечать Челестино и лично сжег злополучное письмо.

Однако на этом странная история не закончилась.

Челестино, что уже вообще не входит ни в какие ворота, не дождавшись ответа, сам явился во дворец и настоял, чтобы его выслушали высшие иерархи католической церкви.

Сообщение, которое он сделал, потрясло руководство Ватикана настолько, что двое кардиналов, выслушав Челестино, упали в обморок. Сам Папа Клемент Восьмой на несколько часов потерял способность к говорить вслух.

Сразу после своего выступления Челестино передали в руки Святой Инквизиции.

Следствие по его делу закончилось через три дня! Это была невероятная, прямо-таки фантастическая быстрота для крайне неторопливого папского правосудия. У инквизиторов вполне обычным считалось следствие, продолжительностью в несколько лет и даже десятилетий. А здесь – три дня… Все протоколы допросов Челестино сначала засекретили, а, затем, Папа распорядился вообще их уничтожить.

Уничтожили и самого Челестино.

Его сожгли.

И как сожгли!

Тайно! На задворках Ватиканского дворца. Глубокой ночью.

Это, наверное, единственный случай за всю историю католической церкви. Казнь вероотступников – аутодафе, с латинского «акт веры» – всегда проводилась при максимальном стечении людей. Как правило, в Воскресный день. И это понятно: сожжение было не просто наказанием, но средством воспитания паствы.