Но имя никогда не прилипает случайно.

Первый раз Клинков отправился в места заключения еще в шестнадцать лет, когда по отчеству называть его и в голову никому бы не пришло. Там, в колонии для малолетних преступников, он стал человеком авторитетным. Его имя произносили за проволокой с уважением. И «Валера Клинков» – стало уже не просто именем, но званием в уголовной иерархии.

Потом он еще не один раз сиживал на скамье подсудимых, но для всего уголовного мира уже навсегда остался просто Валерой. Без отчества. Так и дожил до своих птичьих седин.

С законом Валера Клинков давно уже не конфликтовал.

«Не при делах я, начальник!» – заявлял он милицейским оперативным работникам, пытавшихся колоть его по поводу разных случавшихся в городке событий, имевших квалификацию в уголовном кодексе. Говоря так, он не врал.

Ни в каких противоправных делах Валера, действительно, давно не участвовал. Но про жизнь уголовной фауны знал много. Ну, а как иначе? Все друзья – там, все воспоминания – там, да и душа – там. Для молодых и матерых уголовников Валера был тем же, чем певец Баян для дружины Киевского князя Игоря – хранитель преданий. Особого рода подвигов, имен и традиций минувших лет.

Ефим сам Валеру не вербовал. Получил в наследство от своих предшественников. Семь лет назад Валеру взяли при попытке сбыть японскую видеокамеру. Камера за неделю до того была отобрана под угрозой ножа у туриста из страны восходящего солнца. Так случилось, что этот гражданин Японии находился под наблюдением органов безопасности в связи с его большим интересом, проявленным к объединению «Топология». Так Валера оказался в поле зрения органов безопасности. Его решили использовать в информационных целях, и для этого «посадить на подписку».

Возможности для этого имелись.

Дело в том, что сам Валера у японца камеру не отбирал. Непосредственный виновник, опознанный иностранцем, на допросах фамилии Клинкова не упоминал.

И когда Валера дал согласие о дальнейшем сотрудничестве с органами, следствие тут же пришло к выводу, что он приобрел необходимую ему видеокамеру у случайного знакомого, не подозревая, что она имеет преступное происхождение. А когда, понял, что она ему не подходит, решил продать. Таким образом, Валера в следственном деле был показан добросовестным приобретателем, никак не связанным с раскрытым преступлением. Признавшийся же в разбойном нападении на иностранца преступник отправился исправляться в колонию строго режима.

Иностранцев Валера не любил, и обязательства информировать органы об их поведении в научном городке, поколебавшись, все-таки решил на себя взять. Хотя, конечно, понимал, что, идя на сотрудничество с органами, нарушает воровской закон в самой строгой его части. Но, куда ему было деваться? Когда тебе идет шестой десяток, здоровье – скрипит и прихрамывает, а впереди маячит не курорт, а колония, железный воровской закон становится покладистым, как специалистка по массажу, работающая в бане в ночные часы. Тем более, что чисто уголовную информацию с него обещали не требовать.

«Этим – пусть милиция занимается! – сказали ему со значением. – У нас теперь с тобой, Валерий Ильич, – другие задачи! Государственного уровня!»

Валера повернулся всем телом к костру и легко поднялся с отполированного собственным задом чурбачка.

– Ну, вода закипела, пора заправлять, – сказал он, и стал бросать в кипяток составляющие рыбьего супа.

В сыром воздухе заиграли ароматы варящейся рыбы, лука и картошки.

– Эх! Славная будет ушица! – по-кошачьи потянув носом воздух, произнес Валера.

Он вернулся на свое место и замер, глядя на стоящие в зеленой воде красно-белые поплавки.

Майор молчал.

– Ну, а ты чего пришел-то, Алексеич? – не выдержал Клинков. – Ушицы с огня похлебать, или дело какое есть?