– Ну, да! Всего одной! Малюсенькой! – с просительным выражением на лице пропела женщина.

– Я бы с радостью. Но у меня нет, – горестно вздохнул майор, припомнив, что несколько дней назад бросил последнюю луковицу-кроху в суп. – Но я знаю, у кого есть! – не мог он оставить женщину без помощи. – Шепталов в Воскресенье с рынка целый мешок на своем «Жигуленке» привез. Попросите, уж вам-то, Ольга Михайловна, он не откажет!

На лице парикмахерши выразилось разочарование. Конечно, Ефим не был наивным юношей и понимал, что луковица, это – только предлог. Но сил на общение в тот вечер у него уже не было.

Когда, он вернулся в комнату, Скерцо уже закончилось. Жизнь так и не дала Ефиму насладиться любимой мелодией. Значит, не судьба, решил он.

Подумав, поставил другой недавно приобретенный, и еще, как следует, не прослушанный диск. Это были русские песни.

Сел в кресло, прикрыл веки и вытянул ноги.

С нижнего «до» поднималось вверх сильное женское контральто:

У крыльца высокого

Встретила я сокола,

Встретила – приметила,

На любовь ответила…

Казалось, голос принадлежал умной и доброй женщине.

«Таких, уж и не найдешь в наше сумасшедшее время», – подумал уставший майор.

Голос зачаровывал и уводил за собой в давний, исчезнувший мир.

«Или такие вот настоящие женщины мне просто не попадаются? – задал майор вопрос вечному невидимому собеседнику.

Не успел он, как следует расслабиться, – под ухом требовательно закурлыкал телефонный звонок.

Ефим взглянул на экранчик определителя номера.

«Ну, конечно! – почти с отчаянием подумал он. – Ангелина! Ну, как он мог забыть! Они же сегодня вместе собирались пойти на симфонический концерт в Доме ученых… А тут все эти дела так навалились, что он забыл позвонить и дать отбой. И что за день сегодня такой!» – тяжело вздохнул Мимикьянов.

Телефон не замолкал.

«Может трубку не брать? – малодушно предложил себе Ефим, но, все-таки, справился со страхом, поднял трубку и мужественно произнес:

– Да! Мимикьянов у аппарата.

– Ефим! Ну, как тебе не стыдно! – обрушила на него трубка поток женского возмущения. – Я тебя ждала-ждала! Как дура, до самого начала туда-сюда по фойе ходила! Сейчас перерыв, я думала ты хоть ко второму отделению подъедешь, а ты? Дома сидишь! Бессовестный! И тебе не стыдно, а?

– Аня! Ну, извини! – начал оправдываться майор. – Ну, только зашел! Ну, аврал случился! Я ж не мог знать! В твоем же любимом объединении чуть одно секретное изделие не потеряли! Пока разбирались, пока начальству докладывал… Ну, извини, подлеца!

Закончив оправдательную речь, он приготовился к дальнейшему холодному душу дамского гнева.

Но в трубке неожиданно наступила тишина.

Он подождал несколько секунд. На всякий случай дунул в микрофон и спросил:

– Аня, ты где? Ты меня слышишь?

– Ефим, а чего это у тебя голос такой? – отчетливо, будто Рогальская находилась где-то совсем рядом, спросила трубка.

– Какой? – не понял вопроса майор.

– Больной какой-то… А?

– Ну, я ж тебе говорю, только домой зашел! День был тяжелый! Замотался совсем. Устал! – честно ответил профессиональный обманщик Мимикьянов.