Оставалось одно – согласиться. Хотя по мне наша женитьба вовсе не была бы подхлестыванием событий. Но такие мысли недолго тяготили меня. Мы были вместе, мы любили друг друга – и это, в конце концов, было главное.

Так продолжалось два с половиной года. Я закончил пятый курс, оставалось защитить диплом. И летом я решил никуда не ездить, а посидеть два месяца над дипломной работой, которая явно не клеилась. Наташа заявила, что раз я не еду, то и она никуда не поедет. Весь июль она моталась между Москвой и дачей, но виделись мы нечасто – я вкалывал часов по пятнадцать в день и жестко выполнял нормы, которые сам перед собой ставил. Отрываться от работы я позволял себе не чаще двух раз в неделю.

Стояло холодное сырое лето. Мне такая погода была на руку, но Наташа ныла – вот, даже на речку не сходишь. Под конец месяца она сказала, что совсем отсырела от этих проклятых дождей и страшно хочет на юг пожариться на солнце.

– Ну и поезжай! – сказал я, гордый сознанием того, что освобождаю ее от добровольной жертвы.

– Правда, Медведь! – подхватила Наташа. – Это ведь и для тебя хорошо. Я не буду к тебе приставать, и ты сможешь весь уйти в свои формулы.

Она уехала под Севастополь к родственникам отца. В первый раз мы расстались на целый месяц. Через неделю я получил от нее письмо, еще через неделю второе. Потом писем не стало. Я позвонил ее родителям – мне сказали, что Наташа пишет часто, несколько раз звонила и потому нет никаких оснований для беспокойства. Но мне-то она не писала! Было уже 22 августа. До ее приезда оставалась какая-то неделя, и все эти дни я не находил себе места. Работа моя и раньше не клеилась. Два месяца сумасшедшей гонки прошли впустую, убедив только в том, что тему я взял неудачную и выйдет у меня школярское сочинение, над которыми я сам же вечно издевался. Словом, я и так ходил как в воду опущенный, а Наташино молчание окончательно добило меня. Под конец я прекратил свои бдения и валялся целые дни на диване, не зная, куда себя деть. Наташа собиралась вернуться не позднее 29 августа. И с этого дня я ждал ее звонка, сам же звонить не хотел – она не ответила на два моих письма, пусть теперь объявится первая.

Три дня – 29-го, 30-го, 31-го – я не отходил от телефона, но она не позвонила. Я был уверен, что она уже в Москве, и если молчит, то случилось что-то страшное. Я изводил себя всякими предположениями, но, ни во что не желая верить, все еще ждал. 31 августа в четверть одиннадцатого вечера я понял, что надеяться мне больше не на что. Я оделся и поехал к ней. Зачем ехал – не знаю. Она жила на другом конце Москвы, и на дорогу до ее дома уходило ровно час десять минут. Я это знал отлично. Знал и то, что в двенадцатом часу не стану вламываться к ней. Но какая-то сила подняла меня с дивана и заставила поехать.

Наташа жила в новом районе. От метро до ее дома был короткий путь через редкий сосновый лесок по выложенной цементными плитами дорожке. Я столько раз здесь ходил, так хорошо знал каждую выбоину, что когда вступил в лесок, успокоился. Привычная обстановка убеждала в прочности бытия, в том, что ничего страшного не должно случиться. Я вышел к Наташиному дому, прошел вдоль него, увидел, что в столовой у них горит свет, а окно ее комнаты темное, и, не зная, что еще делать, двинулся назад.

Я уже почти миновал соснячок, был метрах в ста от опушки, когда увидел, что навстречу мне движется в обнимку парочка. Потом я услышал Наташин смех и остановился как вкопанный.

Вдоль дорожки стояли фонари, и вся она была залита светом. Еще через несколько секунд я узнал Наташу. Она тоже заметила меня, что-то шепнула своему спутнику, вывернулась из его объятий и одна пошла мне навстречу. Я стоял, не двигаясь с места.

– А выслеживать и подсматривать подло! – сказала Наташа, и в голосе ее слышался неподдельный гнев.

Я молчал, все еще отказываясь верить своим ушам и глазам.

– Уйди с дороги! – приказала Наташа.

Она всегда командовала мною, и я к этому, видимо, так привык, что и тогда подчинился ей, не отдавая даже в том себе отчета.

Я сошел с цементной дорожки и сделал несколько шагов по росистой лесной траве.

– Я позвоню тебе завтра утром, – сказала Наташа мне в спину.

Она пошла назад к своему спутнику. Я привалился спиной к стволу сосны и застыл. Они прошли мимо. Наташа держала мужчину под руку. Я заметил, как он метнул в мою сторону короткий испуганный взгляд. Лицо его почти не запомнилось – только светлые волосы и узкая стрелка усов. Он был одного роста с Наташей, худой, даже поджарый. Я только потом сообразил, что он боялся – не полезу ли я в драку. Да, случись это, ему бы, наверное, плохо пришлось.