И если ты способен все, что стало

Тебе привычным, выложить на стол,

Все проиграть и все начать сначала,

Не пожалев того, что приобрел…

Земля твое, мой мальчик, достоянье,

И более того, ты человек.

Я почувствовал, что способен. Взял новую тему диплома и залез в нее с головой. Тема была пионерной. Я отыскал по ней только шесть статей во всей мировой научной литературе. Это освободило меня от необходимости долго торчать в библиотеках. В университет курс наш не ходил – последние месяцы целиком отводились для диплома. И я почти не вылазил из дому. Вставал в шесть утра, час делал жестокую зарядку, быстро ел и садился работать. Тема пошла сразу, все больше затягивая меня и заставляя удлинять трудовой день. Я был рад весь уйти в работу и с остервенением копал новую тему с половины восьмого утра до десяти вечера. Затем лез в ванну, шпарился горячей водой, отчего немного приходил в себя, ужинал и с книгой валился в постель. Я читал в то время «Клима Самгина», до которого прежде не доходили руки. Читал медленно, небольшими кусками, врастяжку, получая удовольствие от плавного спокойствия, с которым разворачивался сюжет, особенно плавного в моем восприятии из-за медленного чтения. Это вхождение в ритм жизни, противоположный моему ритму тех дней, доставляло неописуемое наслаждение. Погружаясь в него, я отдыхал от бешеного своего штурма. И мне для восстановления сил этого отдыха вполне хватало – он был полезнее любых прогулок на свежем воздухе. Когда я добрался до того места, где Клим Самгин разошелся со своей женой, меня уколола фраза: «Он мучился от привычки к женщине». И я тоже мучился. Но ведь мне нужна была не просто любая женщина, а та одна, которую я знал и любил. И мне стало муторно, жизнь требовала, чтобы я разрешил это противоречие. Но тут судьба смилостивилась надо мной, приняв решение за меня.

Из дома я выбирался только раз в неделю на консультации. Вообще-то, это была пустая трата времени. Руководитель диплома понимал в новой теме много меньше меня. И это приводило его в тупую ярость. Он подолгу рассматривал мои выкладки, задавал вопросы, сам чувствуя их наивность. Затем пожимал плечами и говорил, что я зря отказался от прежней темы. А я убеждал его в обратном. На этот спор уходило довольно много времени, хотя был он вполне бессмысленным – в сентябре мой руководитель уехал в отпуск и, пока он отсутствовал, я официально утвердил новую тему на кафедре. Правда, тогда предполагалось, что и шеф у меня будет другой, но потом почему-то оставили старого. С консультаций я обычно выходил злой – полдня пролетало впустую. Но не ходить на них значило обидеть этого старого доцента и тем самым весьма осложнить для себя защиту диплома. Потому я представал еженедельно пред его мутноватыми очами.

У доцента было всего два дипломника, но второй долго не появлялся на консультациях. Это и был Николай Маркин.

В конце октября я ехал на очередную консультацию с таким чувством, будто веду себя под конвоем. И хотя терпеть не могу опаздывать, нарочно пошел от метро до университета пешком, чтобы хоть немного отдалить момент, когда придется начать бессмысленный спор со своим руководителем.

Опоздал я минут на десять, не больше. Когда заглянул в комнатку, где обычно происходили наши препирательства, то увидел – против доцента сидит Маркин. Я поздоровался и сказал, что подожду в коридоре, но доцент велел зайти и принять участие в беседе. Подчинился я без особой охоты. Доцент выговаривал Маркину за опоздание, за нерадивость. Тот кивал в знак согласия, признавал все прежние грехи, но упорно твердил, что теперь он исправился, что к диплому относится со всей подобающей серьезностью, опоздал же вовсе не по своей воле, а по трагическому стечению обстоятельств. Он говорил, что поехал отдыхать в Алушту, к бабушке, а та очень серьезно заболела. И вот пришлось ему безотлучно сидеть при одинокой старухе, взвалив на себя весь уход за нею. В доказательство он то и дело указывал на форменную справку с печатями, где значилось, что гражданка Мирошниченко страдала болезнью с длинным названием и постоянно нуждалась в уходе.

– Ну и что? – напирал доцент. – Неужели никто из родственников не мог вас сменить? Ведь диплом же на носу – отчетная работа за все пять лет обучения.